Она напялила на свое волосатое лицо маску холодного безразличия и целеустремилась в ванную.

Она начала делать высокие задыхающиеся шумы...

Она немного отлежала щеки, но в остальном все хорошо.

Она покраснела от смущения, но продолжала царапать его задницу.

Она так мечтала стать его единственной, его верной, единоутробной супругой.

Она чувствовала себя еще больше девственницей, чем всегда.

Она, всхлипывая, без конца промокала платком сухие, как пустыня Гоби, глаза.

По спине сразу ее узнать было трудновато, если она и выделялась чем-то от других женщин, то не со спины, а с передних грудей.

Поздно уже становиться девственником, – горько подумал он.

Смехуальная улыбка оттянула его щеки к ушам.

Тело у нее оказалось рыхлое и вялое, даже сидячее место изрезано глубокими морщинами.

У них было все: и глубокие вздохи, и закатанные глаза...

Он молча кивнул ноздрями...

Он положил руку ей на живот, ощущая толчки и рябь.

Он стал подниматься по лестнице, прижавшись к ней губами.

Он уверенно положил ее на кровать, прижав ее в позу цыплят табака.

На вид ему можно было дать, а можно было и не давать...

Одним мощным толчком он вошел в нее, и она застонала, восхищенная его точностью.

Он был глубоко влюблен. Когда она говорила, он слышал звон колокольчиков, какой бывает, когда мусорная машина сдает задним ходом.

Ее рука двигается вверх от моего колена, чтобы покорить мой член, холодный и безжизненный, как Северный полюс… И когда ее рука достигает и цепко обхватывает мой Северный полюс, я думаю: "Теперь она, конечно, захочет разбить на нем свою палатку.

Его мысли ворочались в его голове, соединяясь в звенья и разъединяясь, как трусы в сушилке без антистатика.

Его пенис дергался, как душ, брошенный в пустую ванну.

Надев рубашку и красивые брюки с расстегнутым воротником, он вышел из дома.